Форум » ИСТОРИЯ » Причины первой мировой войны » Ответить

Причины первой мировой войны

Ушкуйник: Причины первой мировой войны Нельзя понять многих вещей в истории капитализма в России, если не определить роль иностранного капитала. Эта тема обычно избегается в демократической литературе, она была болезненно спорной и в советской литературе, посвященной дореволюционному периоду. Обратимся в этой связи к иностранным ученым, которых данная проблема с идеологических позиций не волновала, и которые просто констатировали ситуацию относительно роли иностранного капитала. Так, Майкл Корт пишет: “Два ключевых фактора определяли развитие русского капитализма: непропорциональную роль иностранцев и прямое вмешательство государства. Иностранцы играли такую выдающуюся роль из-за отсутствия капитальных ресурсов и необходимого технического мастерства для расширения промышленного производства. Иностранные инвестиции фактически достигали 1/3 всех промышленных инвестиций в России, в частности сконцентрированные в таких базовых отраслях промышленности как железная, угольная, химическая и нефтяная. Фактически, несмотря на постепенное развитие российской буржуазии после 1860 г., роль государства в национальной экономике росла с каждым десятилетием между 1860 и 1900 годами”. Проиллюстрируем его рассуждения на цифрах. К началу 1898 г. в России насчитывалось 1146 акционерных обществ с капиталом в 2061 млн руб., в том числе основным в размере 1806 млн руб. и запасным - 255 млн руб. Из общего числа предприятий этого рода иностранными считались 115 с капиталом в 337 млн руб. В 1898 г. допущены к операциям в России 23 иностранные анонимные компании с основным капиталом в 96 млн руб. То есть к концу века приблизительно 1/6 часть акционерного капитала принадлежала иностранцам, что было немало. Однако в последующем их роль, как в количественном, так и в качественном отношениях возрастала стремительно, принимая разнообразные формы. Так, Французский банк стал главным поставщиком займов на развитие железных дорог, военно-промышленные компании Виккерс и Шнейдер - финансировали военные заказы в России, англо-голландский трест “Ройл Датч Шелл” развернул бурную деятельность поначалу в районе Грозного, затем Баку. В 1908 г. большая часть акций “Лензолото” перешла в руки лондонского финансового концерна “Дена - Голдфилдс”. С 1906 г. еще усиливается дальнейшее и более крупное немецкое финансовое участие в “Русском банке для внешней торговли”, называемым Русский банк, и в “С.-Петербургском международном торговом банке”, называемым Международным; первый примыкает к концерну “Дейче банк”, второй к “Дисконтогезельшафт” в Берлине. Оба русских банка работают на 3/4 немецкими деньгами. “Русский банк” и “Международный” являются двумя наиболее значительными русскими банками вообще. Немецкое участие - 4 банка: Сибирский торговый; Русский банк; Международный; Учетный банк. Английское участие - 2 банка: Русский торгово-промышленный; Русско-Английский. Французское участие - 5 банков: Русско-Азиатский, Петербургский частный, Азовско-Донской, “Унион” (правление в Москве) Русско-Французский торговый. + 8 независимых русских банков (в Петербурге и Москве). Распределение мощности между тремя заграничными группами банков примерно следующее: Французское банковское три плюс 5 петербургских банков - 55 %, Немецко-Берлинское “Д” банки - 35 %, Английско-лондонские синдикаты плюс 2 петербургских - 10 %. А вот данные из работы А.Зака “Немцы и немецкий капитал в русской промышленности” (СПб, 1914). Сумма акционерных капиталов в России: 1912: русские - 371,2 миллиона рублей, иностранные - 401,3 млн руб, т. е. более половины приходится на иностранный капитал. Немецкий капитал в отраслях промышленности распределялся следующим образом: 1912 г. в текстильной - 34%–50 % в Московской губ. и прибалтийских губ., в содовой - 1/2 всех капиталов. Кроме того, в металлургической, машиностроительной, механической, электрической, электротехнической, светильный газ - 71,8 % немецкий, 12,6 - французский, 7,4 % - бельгийский, 8,2 - русский. По размерам ввозимого в Россию капитала на первом месте стояла Франция, на втором - Англия, затем шли Германия, Бельгия, США и т. д. Французский капитал вкладывался в отрасли тяжелой промышленности и в кредитную систему. Франция была главным кредитором России по государственным займам. На долю французского ростовщического капитала приходилось около трети всех иностранных капиталов, вложенных в акционерные общества России. Немецкий капитал вкладывался в предприятия электропромышленности, химической промышленности и в акционерные банки. Бельгия предпочитала горную промышленность, а также коммунальные сферы, машиностроительную и химическую промышленность. Хотя авторы приводят различные цифры, однако общая динамика была очевидна: иностранцы прибирали финансовую сферу России в свои руки. Российское правительство уже в то время село на иглу иностранных займов, особенно в 1906 и 1909 гг. В результате стали накапливаться долги, на оплату процентов по которым за 10 лет (1904–1913 гг.) было выплачено 1,7 млрд рублей, причем получено немногим более одного млрд. Еще один результат. Государственный долг России с 8,8 млрд руб. в 1913 г. увеличился до 50 млрд в 1917 г. Другими словами, Россия, с одной стороны, увязла в долгах как в шелках перед Европой, с другой, она, пустив “козла в огород”, стала терять контроль над своей экономикой и внешней политикой. Весьма убедительно эту зависимость описал Георг Хальгартен в своей фундаментальной работе “Империализм до 1914 года”. Он пишет: “Французский финансовый империализм, который до войны в основном контролировал южнорусскую тяжелую промышленность, в это время не только вел борьбу против германского участия в русских железнодорожных обществах, но даже размещение новых русских займов в Париже ставил в зависимость от строительства русских стратегических железных дорог и значительного увеличения армии”. К этому же можно добавить, что уже упоминавшийся “Сосъета женераль” вместе с одним левантийским банком захватил в свои руки финансовый контроль над верфями в Николаеве на Черном море, где уже управляли бельгийцы. Наконец, можно вспомнить и о русском промышленнике Путилове. Оказывается, на Путиловском заводе “из 32 директоров 21 директор, а из общего числа рабочих и монтажеров 60 % принадлежали немецкой национальности”. В финансовом же отношении контроль осуществлялся банком “Унион паризъен”. Само собой разумеется, все эти “Виккерсы”, “Крезо” и прочие имели своих людей на любом уровне власти и в любой сфере: будь то Дума, царский двор или правительство. Что также в деталях описано у Хальгартена. А вот одна из важнейших причин участия нашей страны в войне на стороне Антанты. Хальгартен продолжает: “Из-за этих гигантских сделок происходила драка между концернами военной промышленности всей Западной Европы, особенно, конечно, Антанты; ее концерны не только снабжали Россию извне, но контролировали также не многие мнимо русские предприятия и таким образом закрепляли за странами Западной Европы монополию поставок для русской армии, а это, согласно, правда, пристрастному мнению тогдашнего русского военного министра Сухомлинова, препятствовало созданию достаточно сильной национальной военной промышленности и тем самым обусловило русскую катастрофу 1915 года, которая, несомненно, была вызвана в первую очередь недостатком боеприпасов”. Отсюда становится понятным, почему Россия, имевшая более высокий уровень торговых связей с Германией, тем не менее, выступила на стороне Антанты. Основная причина в том, что совокупный англо-французский капитал контролировал более обширные и масштабные экономические сферы, чем капитал германский. Понятно, чей капитал должна была обслуживать Россия, втягиваясь в войну против Германии. Этого не понимала часть царских министров и думских деятелей. Так, уже после начала войны Маклаков и Щегловитов подали царю записку, в которой указывали на необходимость скорейшего окончания войны с Германией, родственной России по политическому строю. http://www.rusnation.org/sfk/1310/1310-09.shtml англо-русское соглашение было уже налицо: оно разрешало полюбовным образом ряд щекотливых вопросов, в частности о сферах влияния в Персии. О причинах этого внезапного русофильства нетрудно было догадаться. Судостроительные верфи Бремена и Киля работали полным ходом. Походило на то, что там серьезно решили вырвать из рук Британии «скипетр вселенной» — трезубец Нептуна. Заручиться на всякий случай русским пушечным мясом было неплохо. Так состоялось зачатие англо-франко-русского Тройственного согласия: «еп1еп1е сог<Иа1е» — между Парижем и Лондоном, брак по расчету — между Лондоном и Петербургом. Воинственные выходки Вильгельма II, в частности знаменитый агадирский инцидент 1911 года, способствовали сплочению этих уз. В Берлине увидели в этом «политику окружения Германии». Мало-помалу там стали считать единственным выходом из создавшегося положения предупредительную войну, пока Россия еще не окрепла от потрясений и пока можно было положиться на австрийского союзника... В 1908 году европейский мир повис на волоске. Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину, что явилось прямым нарушением Берлинского трактата. Два миллиона сербов{87} попали под мадьяро-немецкое иго, и на Балканах завязался узел, чреватый грозными политическими последствиями. Балканские войны 1912 — 1913 годов имели огромное значение для мировой политики. С лета 1913 года Болгарию можно было рассматривать политически как двадцать седьмое государство Германской империи. Ненависть к Сербии определила всю болгарскую политику. Сербия была с этого времени окружена врагами. С востока точила нож Болгария, с севера и запада грозовой тучей повисла двуединая монархия. Застрельщиком тут явилась Венгрия, вдохновлявшаяся свирепым славянофобом [129] Тиссой{94}. К вековой племенной вражде примешивались, усиливая ее, экономические соображения (успешная конкуренция сербского сельского хозяйства тяжело отражалась на мадьярской экономике). Наличие независимой Сербии смущало и Германию, являясь единственной препоной к осуществлению грандиозного проекта «Пгап^ пасЬ Ов1еп» Берлин — Багдад. Этот камень преткновения должен был быть убран с пути колесницы закованного в железо прусского Джагернаута или должен был быть ею раздавлен. Интересы Будапешта совпадали с интересами Берлина — и с каждым месяцем на берегах Савы все больше стало пахнуть порохом. Вопрос о «предупредительной войне» с каждым месяцем ставился для Германии все более остро. Надо было торопиться и не пропустить все сроки. В 1913 году имперский военный министр генерал Фалькенгайн{113} закончил проведение своей программы, сформировав по корпусу (20-й и 21-й) на русской и французской границах и создав тяжелую артиллерию неслыханных доселе калибров. Два обстоятельства заставляли Германию торопиться и метнуть молот Тора в собиравшуюся над Валгаллой тучу. Первым обстоятельством была русская Большая программа. Время работало на Россию, русская армия крепла с каждым годом. В 1917 году она грозила стать слишком сильной. Второе обстоятельство было еще важнее. Надо было использовать австро-венгерского союзника, пока тот еще существовал: одной Германии нечего было и думать справиться с Россией и Францией. Престарелому императору Францу Иосифу пошел 85-й год. Долго он еще прожить не мог. С его же смертью Австро-Венгрия должна была вступить в период внутренних потрясений и отойти от Германии. Престолонаследник эрцгерцог Франц Фердинанд{114}, женатый на чешке, был ненавидим в Будапеште и не скрывал как неприязни к мадьярам и симпатий к славянским народностям габсбургской короны, так и холодности к Германии. Следующий по порядку престолонаследия юный эрцгерцог Карл Франц Иосиф, женившийся только что на бурбонской принцессе, просто ненавидел Германию и считал отход от нее главным условием политики своей страны. С другой стороны, автономная Венгрия открыто требовала уничтожения Сербии, «мешавшей ей дышать». Эта тенденция была для Германии чрезвычайно выгодной, так как совпадала с ее видами на Ближнем Востоке: с уничтожением Сербии открывался путь Берлин — Багдад. Эти два желания (Будапешта — уничтожить сербского конкурента и Берлина — уничтожить еще неокрепших противников на Востоке и Западе) совпали одно с другим во времени. Первое могло служить предлогом для второго: при натянутости австро-сербских отношений там можно было легко вызвать инцидент и раздуть его. Но пожар на Балканах отнюдь не был необходим для начала [168] «предупредительной войны»: провоцировать Россию и Францию можно было различными другими путями; австро-сербский конфликт, конечно, значительно мог бы облегчить работу Германии. В мае 1914 года состоялось в замке Конопишты свидание германского императора с австро-венгерским престолонаследником. Совещание осталось секретным. Судя по тому, как развернулись события, а также принимая во внимание нравственный облик Вильгельма II, можно со значительной долей вероятности предположить, что эрцгерцог Франц Фердинанд воспротивился германо-мадьярскому плану, и его участь в глазах венценосного Каина, как и участь многих других, отныне была решена. 15 (28) июня в Сараево, в Боснии, были застрелены эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга. Убийца был гимназист — боснийский серб, австрийско-подданный. Убийство вызвало взрыв ликования в ведущих мадьярских кругах. Во-первых, исчез наиболее одиозный для Венгрии политический деятель. Во-вторых, убийство это давало, наконец, возможность раз навсегда покончить с ненавистной Сербией. Завлечь боснийских сербов в искусно расставленную сараевскую западню оказалось делом нетрудным. Подбодряемый Берлином Будапешт склонил Вену на роковой шаг. И 12 июля Европа содрогнулась от первого грома — Австро-Венгрия послала ультиматум Сербии. Сербия приняла все условия драконовского ультиматума, за исключением одного второстепенного, рассчитанного на то, чтобы затронуть национальную честь. А именно, подчинения сербских судебных властей австрийским. Любое великодержавное правительство удовлетворилось бы этим. Но имперский министр иностранных дел граф Берхтольд всецело шел по камертону Тиссы — и 15 июля на улицах Белграда стали рваться снаряды земунских батарей. От Германии зависело остановить австро-сербскую войну либо дать ей разгореться в общеевропейскую. В Берлине не колебались: лучшего повода для «предупредительной войны» и мыслить было трудно. Еще 8 июля, за четыре дня до австро-венгерского ультиматума, находившиеся в отпуску военнослужащие были вызваны в свои части, а с 11-го числа исподволь начались военные перевозки. Вильгельм II слал в Петербург успокоительные телеграммы, заверяя того, кого он еще называл «своим братом», о своих примирительных шагах в Вене, а в то же время категорическими телеграммами своему там послу повелевал «ни в коем случае не создавать у австрийцев впечатление, что мы противимся их решительным шагам». Начальник же Большого Генерального штаба граф Мольтке-Младший потребовал 16 июля от генерала Конрада общей мобилизации австро-венгерской армии против России. Получив известие об австрийском ультиматуме и о начале мобилизации австро-венгерской армии. Император Николай II повелел 13 июля ввести «предмобилизационное положение». Находившиеся в отпуску были вытребованы в свои части, а войска из лагерей вернулись на свои стоянки. В германской армии меры эти были приняты за пять дней до того. http://rudocs.exdat.com/docs/index-79852.html?page=29

Ответов - 1

Ушкуйник: 1 Мировая. Путлеровский плачь по империализму Уже несколько лет путлевизор всячески насаждает миф о героизме крестьян феодальной Российской империи в период первой мировой войны, которых погнали на убой как скот. Смакуются подробности "подвигов", беззаветного самопожертвования солдат во имя "родины", "работа" в госпитале членов императорской семьи, открытом в императорском дворце. Российского зрителя постепенно приучают к мысли о естественности и логичности защиты империалистического крепостного отечества, защиты своего рабства, своих цепей ради сохранения паразитирующего господствующего класса. Мол, когда враг идёт на нашу землю, барин, и его холоп оказываются в равной опасности, они должны забыть разногласия до победы, мол, война ровняет всех, мол, потом разберёмся. В общем, мы должны бросить всё, и идти умирать за друзей Путлера, укравших у народа страну, превративших его в рабов потому, что так сделали наши предки в августе 1914г. Что ж, давайте выясним, что случилось в этом году, что ему предшествовало, и какова цена историй про героизм солдат в этой войне. Начнём с того, что на Российскую Империю никто не нападал, она сама начала войну с Австро-Венгрией, и Германией. Утром 30-го июля 1914 года царь послал кайзеру телеграмму, объясняя причины частичной мобилизации: "Военные приготовления, вошедшие теперь в силу, были решены пять дней тому назад, как мера защиты ввиду приготовлений Австрии. От всего сердца надеюсь, что эти наши приготовления ни с какой стороны не помешают твоему посредничеству, которое я высоко ценю. Необходимо сильное давление с твоей стороны на Австрию для того, чтобы она пришла к соглашению с нами. Ники". Чуть позже Николай II направил кайзеру следующий текст: "По техническим условиям невозможно приостановить нами военные приготовления, которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии... Пока будут длиться переговоры с Австрией... мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Даю тебе в этом мое слово. Ники". Вильгельм ответил: "Я дошел до возможных пределов, и ответственность за бедствие, угрожающее цивилизованному миру, падает не на меня. В настоящий момент все еще в твоей власти предотвратить ее... Моя дружба к тебе и твоему государству, завещанные мне дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я не раз честно поддерживал Россию в моменты серьезных затруднений, в особенности во время последней войны. Европейский мир все еще может быть сохранен тобой, если только Россия остановит военные приготовления... Вилли". Весть о всеобщей мобилизации огромной русской армии напугала Берлин. В полночь 31 июля посол Германии граф Пуртале, появился в кабинете Сазонова и вручил ему германский ультиматум с требованием в течение 12 часов прекратить мобилизацию. К полудню следующего дня, 1 августа, Россия не дала ответа, и кайзер приказал начать общую мобилизацию. Германское правительство прислало графу Пурталесу шифрованные инструкции. Ему было предписано вручить в 17 часов ноту с объявлением войны России. Пурталес с посеревшим лицом пришел к Сазонову лишь в 19.10. Престарелый граф трижды спрашивал у Сазонова, сможет ли русское правительство дать гарантию, что мобилизация будет отменена. И трижды Сазонов ответил ему отрицательно. Пурталес, по словам Сазонова, заявил: "В таком случае мне поручено моим правительством передать Вам следующую ноту". Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны..." На это обычно возражают необходимостью заступничества за Сербию, - 28 июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Однако, если бы яблоком раздора была именно Сербия, почему 30 июля началась частичная мобилизация во Франции?[1] Франция тоже переживала за сербов? Для ответа на этот вопрос вернёмся немного назад. Франко-русский союз — военно-политический союз России и Франции, который был основным вектором внешней политики двух государств в 1891—1917 и предшествовал созданию тройственной Антанты, противостоял Тройственному союзу во главе с Германией. После разгрома во Франко-прусской войне Франция вынуждена была готовиться к реваншу. 11 (23) июля 1891 года в Кронштадт с визитом прибыла французская военная эскадра. Император Александр III лично её приветствовал. 21 августа 1891 года Россия и Франция подписали соглашение о консультации всех вопросов и политической договорённости обоих сторон. 27 августа 1892 года соглашение было дополнено военной конвенцией, подписанной начальниками генеральных штабов России и Франции Н.Н. Обручевым и Р. Буадефром. Франция обязывалась выставить 1 млн 300 тыс солдат, а Россия — от 700 до 800 тысяч. В конвенции подчеркивалось, что в случае военных действий эти силы должны будут быстро и целиком подтянуты к границам с Германией, так чтобы ей пришлось вести войну сразу на востоке и на западе. По конвенции стороны обязывались предоставлять разведывательную информацию о численности войск и предпринимаемых шагах стран Тройственного союза. Конвенция сохраняла свою силу до тех пор, пока будет существовать Тройственный союз. 8 января 1894 года конвенция была ратифицирована императором Александром III и президентом Сади Карно. Заключение франко-русского союза позволило России активизировать укрепление своих позиций на Дальнем Востоке на рубеже XIX—XX веков. За участие в грядущей мясорубке российский царь получал займы, размещаемые во Франции, как государственные, так и муниципальные, банковские и промышленные. Кроме займов большое значение также играло участие французского капитала в российских акционерных предприятиях. В начале XX века около четверти всех французских инвестиций за пределами Франции приходилось на Россию. Под мясо миллионов российских крестьян царь брал средства на строительство Транссибирской магистрали. (Официально строительство началось 19 (31) мая 1891 года в районе близ Владивостока (Куперовская падь), на закладке присутствовал цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай II. Согласно предварительным расчётам, стоимость строительства железной дороги должна была составить 350 миллионов рублей золотом (в итоге израсходовано было в несколько раз больше) В 1900 году Николай II отправил русские войска на подавление Ихэтуаньского восстания, - «отрядов гармонии и справедливости» против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая, - совместно с войсками других европейских держав, Японии и США. 18 (31) августа 1907 года был подписан договор с Великобританией по разграничению сфер влияния в Китае, Афганистане и Персии, который в целом завершил процесс формирования союза 3-х держав — Тройственного согласия, известного как Антанта (Triple-Entente). "Слияние промышленного капитала с банковским проведено было в России <…> с такой полнотой, как, пожалуй, ни в какой другой стране. Но подчинение промышленности банкам означало тем самым подчинение ее западноевропейскому денежному рынку. Тяжелая промышленность (металл, уголь, нефть) была почти целиком подконтрольна иностранному финансовому капиталу, который создал для себя вспомогательную и посредническую систему банков в России. Легкая промышленность шла по тому же пути. Если иностранцы владели в общем около 40% всех акционерных капиталов России, то для ведущих отраслей промышленности этот процент стоял значительно выше. Можно сказать без всякого преувеличения, что контрольный пакет акций русских банков, заводов и фабрик находился за границей, причем доля капиталов Англии, Франции и Бельгии была почти вдвое выше доли Германии. Условиями происхождения русской промышленности и ее структурой определялся социальный характер русской буржуазии и ее политический облик. Высокая концентрация промышленности уже сама по себе означала, что между капиталистическими верхами и народными массами не было иерархии переходных слоев. К этому присоединялось то, что собственниками важнейших промышленных, банковских и транспортных предприятий были иностранцы, которые реализовали не только извлеченную из России прибыль, но и свое политическое влияние в иностранных парламентах и не только не подвигали вперед борьбу за русский парламентаризм, но часто противодействовали ей <...> Таковы элементарные и неустранимые причины политической изолированности и антинародного характера русской буржуазии. Если на заре своей истории она была слишком незрелой, чтобы совершить реформацию, то она оказалась перезрелой, когда настало время для руководства революцией". Л.Д. Троцкий "История русской революции" Одновременно с подписанием военных договоров со странами Антанты, с целью раздела мира, и ограбления его наиболее безопасным, и удобным способом, русский царизм пророчески предвидел необходимость "заступиться за слабую Сербию". В 1905-1912 годах полевая армия Российской империи значительно усилилась за счёт упразднения слабых в боевом отношении резервных и крепостных войск (15% армии); сформировано 7 новых пехотных дивизий и 1 стрелковая бригада; каждая пехотная дивизия обеспечена артиллерийской бригадой (48 орудий), а стрелковая бригада - дивизионом (24 орудия), создана корпусная и полевая тяжелая артиллерия; усилены инженерные и железнодорожные войска и войска связи. При полевых частях создан запас (так называемые скрытые кадры), который с объявлением мобилизации выделялся для развёртывания 35 резервных дивизий. В 1910 была изменена дислокация войск в мирное время: за счёт уменьшения количества войск в западных военных округах увеличено количество войск в центральных военных округах.[2] В 1913 году была разработана Большая программа вооружения Русской армии, которая предусматривала увеличение численности армии на 480 тыс. человек (то есть, на 39 %) и её перевооружение.[3] К началу войны численность Русская армия достигла 1423 тыс. чел., а после мобилизации составила 5338 тыс. чел., на её вооружении было 6848 лёгких и 240 тяжёлых орудий, 4157 пулемётов, 263 самолёта, свыше 4 тыс. автомобилей. Высшим тактическим соединением был армейский корпус в составе 2—3 пехотных дивизий. Пехотная дивизия насчитывала по штату 21 тыс. чел., 48 76-мм орудий и 24—32 пулемёта.[4] В общем, одно миролюбие, и заступничество за слабых ценой жизни 1,7 млн., здоровья 4,95 млн. раненых и 2,5 млн. военнопленных.[5] Но организация военных союзов с целью координированного ограбления соседних стран, выделяемые деньги на экономический рост Российской Империи в обмен на жизни её граждан, циничный империалистический сговор, ещё не все подлости царизма. Если кто-то ещё сомневается, в том, что Сербия для Николай II была лишь предлогом для организации мировой бойни, если кто-то полагает наличие признаков совести, человечности, в душе у Николая II по вопросу помощи Сербии, то давайте тогда вспомним о том, как Вильгельм II предложил Николаю II встретиться в июле 1905 года в финляндских шхерах, около острова Бьёрке. Николай согласился, и на встрече подписал союзный договор с Германией. Правда, вернувшись в Петербург, под напором иностранного капитала, владевшего, как мы выше показывали, Россией, отказался от него, но факт остаётся фактом, Николаю Кровавому было совершенно безразлично с кем брататься, против кого воевать, за кого заступаться, и кого грабить, лишь бы всё это не прекращалось, и находилось в гармонии с господствовавшим в стране феодальным строем. Для полноты картины дадим короткий фрагмент романа "Тихий Дон", подписанного Михаилом Шолоховым, дающий представление о том, как на самом деле воспринимали рядовые участники империалистической бойни, даже такие героические, как Григорий Мелехов, происходящие события, и как оценивали сусальные завывания монархической шушеры. Первые дни Григория лихорадило, лежал он на койке, вслушиваясь в неумолчные звоны в ушах. В это время и произошел такой инцидент. Проездом из Воронежа госпиталь высочайше соизволила посетить особа императорской фамилии. Уведомленные об этом с утра лица врачебного персонала госпиталя заметались, как мыши в горящем амбаре. Раненых приодели: беспокоя их, внеочередно сменили постельное белье, младший врач даже пытался учить, как отвечать особе и как держать себя в разговоре с оной. Тревога передалась и раненым: некоторые заранее стали говорить шепотом. В полдень у подъезда вякнул автомобильный рожок, и в сопровождении должного количества свиты в настежь распахнутые двери госпиталя вошла особа. (Один из раненых, весельчак и балагур, уверял после товарищей, что к моменту приезда именитых посетителей госпитальный флаг с красным крестом вдруг буйно затрепыхался, несмотря на то что погода стояла на редкость ясная и безветренная, а на противоположной стороне, на вывеске парикмахерского заведения элегантный завитой мужчина сделал нечто похожее на коленопреклоненное движение или реверанс.) Начался обход палат. Особа задавала приличествующие ее положению и обстановке нелепые вопросы; раненые, по совету младшего врача, вылупив глаза больше той меры, которой учили их в строю, отвечали: "Точно так, ваше императорское величество" и "Никак нет" с приложением этого же титула. Комментарии к ответам давал заведующий госпиталем, причем вился он, как уж, ущемленный вилами, и даже издалека на него было жалко смотреть. Царственная особа, переходя от койки к койке, раздавала иконки. Толпа блестящих мундиров и густая волна дорогих духов надвигалась на Григория. Он стоял возле своей койки небритый, худой, с воспаленными глазами; мелкая дрожь острых коричневых скул выдавала его волнение. "Вот они, на чью радость нас выгнали из родных куреней и кинули на смерть. Ах, гадюки! Проклятые! Дурноеды! Вот они, самые едучие вши на нашей хребтине!.. Не за эту ли... топтали мы конями чужие хлеба и убивали чужих людей? А полз я по жнивью и кричал? А страх? Оторвали от семьи, морили в казарме..." - клубился в голове его кипящий ком мыслей. Псиная злоба поводила его губы. "Сытые какие все, аж блестят. Туда б вас, трижды проклятых! На коней, под винтовку, вшами вас засыпать, гнилым хлебом, мясом червивым кормить!.." Григорий низал глазами лощеных офицеров свиты и останавливал мерклый взгляд на сумчатых щеках члена императорской фамилии. - Донской казак, георгиевский кавалер, - изгибаясь, указал на него заведующий, и таким тоном было это сказано, словно он сам заслужил этот крест. - Какой станицы? - спросила особа, держа наготове иконку. - Вешенской, наше императорское высочество. - За что имеешь крест? В светлых пустых глазах особы тлела скука, пресыщенность. Рыжеватая левая бровь заученно приподнималась - это делало лицо особы более выразительным. Григорий на мгновение ощутил холодок и покалывание в груди; такое чувство являлось в первый момент атаки. Губы его неудержимо кривились, прыгали. - Я бы... Мне бы по надобности сходить... по надобности, ваше императорское... по малой нужде... - Григорий качнулся, словно переломленный, указывая широким жестом под кровать. Левая бровь особы стала дыбом, рука с иконкой застыла на полпути. Особа, недоуменно свесив брюзглую губу, повернулась к сопутствовавшему ей седому генералу с фразой на английском языке. Еле заметное замешательство тронуло свиту: высокий офицер с аксельбантами рукой, затянутой в белоснежную перчатку, коснулся глаз; второй потупил голову, третий с вопросом глянул в лицо четвертому... Седой генерал, почтительно улыбаясь, на английском языке что-то доложил их императорскому высочеству, и особа соизволила милостиво сунуть в руки Григорию иконку и даже одарить его высшей милостью: коснуться рукой его плеча. После отъезда высоких гостей Григорий упал на койку. Зарывшись головой в подушку, вздрагивая плечами, лежал несколько минут; нельзя было понять - плакал он или смеялся, но встал с сухими, проясневшими глазами. Его сейчас же вызвал в кабинет заведующий госпиталем. - Ты, каналья!.. - начал он, комкая в пальцах бороду цвета линялой заячьей шкурки. - Я тебе не каналья, гад! - не владея нижней отвисшей челюстью, шагая к доктору, сказал Григорий. - На фронте вас нету! - И, осилив себя, уже сдержанней: - Отправьте меня домой! Вот и всё, чего стоит попытка путлеровских СМИ возбудить патриотические чувства россиян к этой "забытой войне", будто бы "оклеветанной большевиками". Дескать, истоки этой точки зрения восходят к статьям В.И. Ленина 1915-1916 годов, в которых пытаясь обосновать свою предательскую (по отношению к России) идеологию «поражения собственного правительства» и «перевода империалистической войны в гражданскую» он писал, в частности, осенью 1916 года: «Война порождена империалистскими отношениями между великими державами, т. е. борьбой за раздел добычи, за то, кому скушать такие-то колонии и мелкие государства, причем на первом месте стоят в этой войне два столкновения. Первое — между Англией и Германией. Второе — между Германией и Россией. Эти три великие державы, эти три великих разбойника на большой дороге являются главными величинами в настоящей войне...». Не согласится с Лениным можно только не имея совести, или разума. Советские люди защищали свою страну, где всё, до последнего колоска принадлежало им, поэтому они царапали на стенах "умираем, но не сдаёмся", а путлеровскую Россию насилия и произвола, проституирующих парламентов всех уровней, Россию, принадлежащую семьям нескольких друзей Путлера, страну рабов, страну господ, защищать надо от Путлера, и его банды. Не стоит путать родину, и воров, захвативших в ней власть. И в этом противостоянии миру капитала вполне допустима поговорка "враг моего врага мой друг". Буржуазная Россия вполне оформилась как империалистическая держава, её правящий класс заинтересовался сохранением награбленного, в перспективе будущих столкновений с другими империалистическими державами, для чего активно бросился агитировать обывателя "на фронт". Обнаружив полное отсутствие идеологической поддержки своих действий со стороны интеллектуалов, задающих тон общественному мнению наперекор любой пропаганде СМИ, Воруй Воруевич решил бросить им кость в виде возвращения "Сталинграду" исторического названия. Мол, награбленное останется у нас, а вы за название сбацайте-ка мне "любовь к родине", мол брат ваш я, за родину всей душой. Но отвечу я тебе, Воруй Воруевич, цитатой из фильма "Брат", - "не брат ты мне, гнида черножопая". Поливанов О.И. 8.06.2014г Ссылки: [2] "Военные реформы 1905-12" в БСЭ [4] "Русская армия" в БСЭ



полная версия страницы